Одиночество, революция и люди

«Дванов заключил, что этот бог умен, только  живет  наоборот;

но  русский - это  человек двухстороннего действия: он может

жить и так и обратно и в обоих случаях остается цел».

А.Платонов, «Чевенгур»

Роман Андрея Платонова «Чевенгур» - это скала, карабкаясь на которую легко сорваться. Сорваться, потому что это очень прямолинейное произведение, при этом переполненное подчас парадоксальными образами. Образы вырастают не только из фигур повествования, но из свойственного писателю использования слова в непривычном, но понятном из контекста значении. В своей прямолинейности роман обнажает то, что многие авторы не могли вскрыть при помощи самых красивых и гладко сложенных образов – загадочную русскую душу во всей ее эклектичности и противоречии. Добрую, язвительную и несуразную.

«Чевенгур» перекликается с несколькими важными романами XX века. Ни на что не похожий, будто вырванный из почвы, роман Платонова – это «Сто лет одиночества» в эпоху до, во время и после революции, обрусевшее произведение Маркеса, главный герой которого  – крестьянский доктор Живаго, ожидаемый в булгаковской Москве Софьей Александровной. Эта Соня напоминает другую мудрую героиню – из Достоевского, который, в довершение переклички, становится героем «Чевенгура» (один из персонажей решил, что при коммунизме каждый может зваться, как ему угодно). Продолжая литературные параллели, можно сравнить лошадь Пролетарскую силу, верой и правдой прослужившую Копенкину, с Росинантом Дон Кихота. Коммунистическое парнокопытное выдумано Платоновым как антоним клячи Сервантеса. Пролетарская сила продолжает свой путь, даже когда все пролетарии побиты и изувечены. Это могучее и верное создание прошло через все произведение и покинуло его, направляясь к безлюдному Чевенгуру после прощания с Александром Двановым.

За прямотой мифа автор прячет панораму человеческой жизни. Практически нет жизненных вопросов, которые не затронуты в романе, а между тем, смещая акценты с народа на загадочный город Чевенгур, Андрей Платонов пишет одно из точных описаний наследников славян и скифов. Бездомные сироты, живущие с недостатком любви, компенсируя его трудом («в труде каждый человек превышает себя»), находят город, в котором можно жить с относительным счастьем. Лишенные, в первую очередь, отцовского воспитания, герои романа ищут черты родителя в окружающих людях. Затем вместо жен они находят матерей, сестер и дочерей. Платонов не рисует шарж на новоиспеченных коммунистов – он вскрывает многовековую боль. Носители этой боли безлики, в большинстве не удостаиваются описания, но отчетливо вырисовываются из своих поступков. Объединяет их одно: «…как ни зол, как ни умен и храбр человек, а все равно грустен и жалок и умирает от слабости сил».

При определенном положении труда и отношений между людьми трудно описать роль религии в «Чевенгуре». С одной стороны, храмы используют как самые паршивые здания, мужики тащат кресты с кладбищ, чтобы разжечь печь, но с другой – эпизод с богом ставит под вопрос правильность всех деяний людей. «Попомни меня, - сказал бог и опечалился взором. – Вот мы навсегда  расходимся, и как это грустно - никто не поймет. Из двух человек остается по одному! Но упомни, что один человек растет от дружбы другого, а я расту из одной глины своей души». Грустная платоновская ирония в том, что богом именуют человека, который так себя называет. Финал книги показывает, что бог был прав, а отрекшиеся от него большевики и крестьяне – нет. И через новую боль и новые ошибки они пришли к этому.

Питер Брейгель. Гравюра «Большие рыбы поглощают маленьких рыб» 1556

Герои книги - жители охваченных «пламенем» революции деревень и славного коммунистического города Чевенгур - скорее не люди, а рыбы. Но эти рыбы не способны плавать. Отец Александра Дванова (безымянный рыбак, не оставивший сыну даже фамилию – та Саше досталась от отчима) не выдержал такой жизни и  прыгнул в озеро Мутево – и поплыл! – только ко дну. Он же чуть ранее скажет Захару Павловичу, который после его смерти будет заботиться о Сашке: «Гляди – премудрость. Рыба между жизнью и смертью стоит, оттого она и немая и глядит без выражения». В конце книги большинство рыб выбросятся на берег. Одни – веря в правое дело коммунизма, другие – как Симон Сербинов – оттого, что революция лучше их, как и наступивший коммунизм. Сербинов считал, что «похож на камень в реке, революция уходит поверх его, а он остается на дне, тяжелым от своей привязанности к себе».

Концовка романа, как и вся композиция, хаотична, но выверена и точна. Начавшись недалеко от озера Мутево, «Чевенгур» завершает свое повествовательное течение там же, недалеко. Это слово только условно отражает положение в пространстве, но очень точно характеризует разные точки на российском просторе. Разрозненный путь героев – Двановых (Саши и Проши, шедших туда порознь), Копенкина, Чепурного и прочих – замедлялся по приближении к загадочному Чевенгуру. В самом городе время будто остановилось. В определенный момент единственным, кто работал и являлся примером рабочего, было солнце. Равняясь на него, жители Чевенгура стали делать различные поделки и чинить дома ради товарища. Ради Якова Титыча Гопнер латает крышу, а потом совместным трудом в городе они стараются построить мельницу и машину для переработки солнечного света в электричество. Остывающая революция вернула крестьян к их привычному труду - созданию таких вещей, как деревянные сковородки, которые отчего-то в огне не горят. Феноменальный мужицкий труд, который перекликается с лесковским «Левшей». Тот герой, конечно, не свет в электричество перековал, но блоху в подковы обул.

Затянувшаяся стадия подготовки чевенгурцев к атаке неизвестного врага напоминает компьютерную игру. Книжная версия Civilization позволяет героям создавать новые механизмы, заготавливать оружие. Однако, как часто бывает, игрок-пацифист, привыкший к равномерному развитию, в столкновении с внешним расчетливым агрессором терпит фиаско.

Созерцательное и динамичное сражение за Чевенгур заканчивает коммунистическую часть истории. Переходя от схватки к схватке, Платонов выжигает из жизни своих героев, как муравьев солнечным светом при помощи лупы. Каждый погиб таким, каким был – с той толикой человеческого в рыбьей сущности чевенгурца. И в завершении Дванов на Пролетарской силе отправляется обратно к озеру Мутеево, находит удочку, забытую тут в детстве, и едет прочь. Тут же сходятся желание покойного Копенкина увидеть Прошу Дванова со слезами на глазах (капиталистический коммунист Чевенгура, расчетливый с самого детства) и просьба Захара Павловича найти Сашу. Теперь Проша, узнавший коммунизм, отказывается от рубля - «Даром приведу». Укрепляя слова с каждой жизнью и событием, Платонов строит величественный мавзолей словам «Человеку нужен человек и это главное». Для того чтобы понять это, каждый герой романа прошел через определенные лишения и смерти.

Мифический в своем иносказательном реализме роман, лишенный интеллектуального размышления о судьбах и нравах. Нравы и судьбы разворачиваются без лишних комментариев, в тишине существующих, мыслящих и стремящихся быть друг рядом с другом рыб-сирот.